Московское боярство - Страница 46


К оглавлению

46

Крепости? Ну да, это он так нашу башню наблюдательную назвал.

— …Из крепости говорят, надо тебе в Москву. А куда в Москву? Я не знаю, они посмеялись и сказали, что довезут. Потом этот зверь ваш железный пришёл, люди из него вышли, потом меня в него затолкали…, - Федя протянул мне мешок, — Я тут вот для ребят, принёс, значит…

— Федя, да не переживай, нормально все. Молодец, что приехал. Ребята на занятиях, пойдём пока позавтракаем, да расскажешь что у вас там происходит.

Отвёл ошалевшего мужика к себе на кухню. Там опять культурный шок у корела — наши дома и не таких в ступор вводили. Зоряна, правда, со всей добротой отнеслась, накормила, даже рюмку настойки оформила, хоть и время не подходящее. Федя остограммился, разговор пошёл живее. Там, за столом, и начал мне корел рассказывать о событиях за болотом, что случились после нашего налёта.

После нашего ухода, к вечеру собрались вояки из трёх сел, которые мы посетили. Шли пешком, задержка из-за погашенных печей сыграла свою роль. Собрались у Феди, и давай ему предъявлять, что, мол, подвёл, гад такой, всех под монастырь. Лошадей нет, как сеяться, как выживать, непонятно. Ещё и топоры да ножи все вывезли. Федя повёл их к болоту, там всех коней забрали с нагруженным на сани барахлом, малость попустило мужиков. Стали решать, как быть дальше, ребят своих выручать из плена людей странных. Федя объяснил им размер долга, который я на них повесил — корелы пригорюнились, на наших условиях они ещё лет пятнадцать выкупать мелких будут. Отправили делегацию к голове. Голова их, из той крепости на севере, что Федя до попадания в Москву считал большой и богатой, принял Соломоново решение — будем ждать. Авось, выведет кривая, да разберёмся с захватчиками. А пока надо информацию собрать, понять с кем имеем дело. Тем более, что нападение на наш БТР было личной инициативой исполнителей, а потому голова вроде как к этому отношения не имеет. Решение мужикам не понравилось, стали они по всем сёлам, откуда были участники налёта, ходить да народ собирать на битву ратную. Федя, по его словам, людей отговаривал, но те не послушали. Из семи сел, участвовавших в налёте, только три дали заложников, четыре не пострадали. И вот те деревни отказались нести свою долю ответственности, выставлять воинов и участвовать в выкупе! Из-за этого случилась крупная ссора, три села, включая Федино, заявили, что если никто, включая голову, за низ вступиться не может, то пусть сами теперь дань платят, да на них не рассчитывают.

Решение, конечно, было эмоциональное, но справедливое. Голова согласился освободить их от дани до решения вопроса с заложниками, с отказавшимися от битвы сёлами «наши» корелы окончательно рассорились. Опять собрали совет у Феди, он числился самым знающим по нашему вопросу, и стали допытываться, что эти непонятные страшные люди ещё говорили. Корел бумагу им показал, с моим обязательством не причинять ущербу ребятам, да и просто рассказал о нашем поведении да разговорах. Совет постановил — горячку не пороть, отправить Федю с подарком ко мне, и заодно ребятам еды передать. Основная задача — разведать что тут у нас да как, и попробовать договориться о дани. Или размер её снизить, или чем-нибудь другим, кроме меха и серебра взять. Все это Федя вывалили на меня после того, как я его по крепостям провёл. Окончательно поняв, что по сравнению с их сёлами, даже с населённым пунктом головы корельского, наша Москва это как бык супротив муравья, Федя решил все сделать по-честному, без задних мыслей и тайных помыслов.

Мы как раз подошли к суворовскому училищу, где был его сын. У ребят сейчас большая обеденная перемена, вот как раз и повидаются. А пока наши суворовцы на занятиях в учебном бараке, провёл Феде экскурсию. Завёл в училище, там дневальный, из наших «старых» ребят, тех, что с Ладоги Лис привёз. Пацан меня увидел, вскочил со стула и бодро отрапортовал:

— Товарищ Государь! Рота на занятиях, больных и отсутствующих нет. Доклад окончил, курсант Синицын!

— Вольно, Синицын! Гости у нас, от корелов пришли, повидаться. Как тут у вас жизнь, вообще?

— Есть вольно! Хорошо всё. Только вот… — замялся мелкий, — нам обещали винтовок для пейнт-бола, а Обеслав всё тянет, говорит, не время. Мы уже и рапорт писали, и так подходили — все никак. А если опять враги придут? Нам что, так и отсиживаться за стенами? — пейнт-болом у нас называли пострелушки из пневматики специальной, с деревянными пульками со смоляными шариками, наполненными краской.

В голосе девятилетнего паренька была обида. Обида, что в бой не пускают! Федя же из разговора ничего не понял, стоял, глазами лупал на внутренности суворовского училища. Правая половина его отведена под спальню, там кровати стоят двухэтажные. Левая — для самоподготовки и прочих дел, там столы, стулья, лампы да книжные полки. Окна достаточно внушительные, полы досками отделаны, поверх них — ковры из кудели да сосновой шерсти, чтобы теплее было. На стене — часы с гирьками, делали мы такие такие для внутренних помещений, шкаф для одежды верхней да под ними оружейная пирамида. В ней деревянные макеты, правда, очень качественные, наших винтовок. Но Федя не знает что это макеты, он-то думает боевое оружие! А как оно работает он видел при нашем приходе. Стоит, глазами моргает. Дежурный тихим голосом поинтересовался, чей, мол, отец? Я сказал — мы Фединого сына Карелиным окрестили, не мудрствуя лукаво. Синицын подошёл, отвёл к кровати заправленной:

— Вот тут сын твой ночует, его тумбочка да кровать.

Федя присел, прижал к себе мешок, с которым не расставался. Дневальный ему показал что в тумбочке, там «мыльно-рыльные», мелочёвка детская. Дверь отворилась — и в помещения с шумом ввалилась толпа пацанов.

46