Московское боярство - Страница 147

147

Прибыв через несколько месяцев в дом того землевладельца, он начал искать свою спасительницу. Та оказалась невольницей, и будущий священник собирался выкупить её у хозяина. Иоанн узнал трагическую весть — девушка умерла от болезни. Её сожгли, как было принято по обычаю её племени, ибо она была не крещённой. Тьма окутала сознание воина, ноги сами привели его в храм. Как так, святой образ, который являла его спасительница, был упокоен без отпущения грехов, без упокоения души? Священник в храме, старый и седой, умудрённый опытом, внимательно выслушал Иоанна, и начал говорить. Девушка та была с севера, язычница. Веру свою сохранила в неволе, креста не приняла. Конечно, Бог милостив, не даст погибнуть душе юнной, и Иоанну о том печалиться не след. Постепенно старый священник увёл разговор в нужную ему сторону. И сквозь тьму в сознании своём, Иоанн услышал, что много ещё таких душ невинных, без веры истинной в варварстве погибает, и цель всех добрых христиан — привести души те в лоно истинной церкви.

Когда катарфрактий встал с колен, решение уже было принято — посвятить себя служению. Дальше был монастырь, книги, общение с иерархами. Для молодого, горячего и амбициозного воина появилась цель — привести в лоно церкви хотя бы сородичей той светловолосой девушки. Язык, нравы тех племён, их обычаи стали теперь для священника основой подготовки. Было это давно. Теперь, с высоты прожитых лет, Иоанн понимал, что святые отцы просто направили его боль в нужное русло, вовремя разгадали тонкие струны его души, и использовали их на благо Церкви. Ничего дурного в таком священник не видел, ибо цель его осталась неизменна — спасти как можно больше душ родных той невольницы, приведя их в истинной Вере, отплатить за доброту и ласку девушки, что выходила Иоанна. Ну а то, что Церковь воспользовалась таким его стремлением себе на пользу… Ну а кто не без греха? На том свете пусть решат, насколько верно было решение иерархов, по делам их осудят.

Через два моря, по рекам, добрался Иоанн до тех мест, откуда привезли светловолосую невольницу. Ходил по лесам и степям, проповедовал, приводил людей в лоно христианской церкви. Местные жители относились по-разному, кто-то гнал с порога, другие — прислушивались. Годы, проведённые среди этих людей, позволили найти ключик в сердцам и умам северян. Миссионер не гнушался, если надо, браться и за соху, чтобы помочь при вспашке, и за копьё, чтобы отбиться от нападающих на деревню, которая его приютила, переломить кусок хлеба с голодным и пировать у местной знати, находить общий язык с волхвами и иудеями. Постепенно он стал тут «своим», отца Иоанна уважали за силу и ум, его спокойное отношение к местным языческим верованиям и нежелание пугать еретиков карами небесными. Ибо твёрдо решил Иоанн ещё там, в Империи, что будет путь его подобен тому, как его самого вытащила с того света — добротой да лаской хотел священник приводить людей северных в лоно Церкви истинной.

Да, много гораздо более активных посланников христианства шло в эти земли. Пламенными речами, яркими образами, угрозами Гиены Огненной приводили они городки да деревни к кресту. Люди к таким тянулись, много разных племён да народов вошло в лоно Церкви их трудами, гордо шествовали они из посёлка в посёлок, неся знамя Христа над собой… И погибали в расцвете сил под мечами дружинников и князей, таких сжигали науськанные местными волхвами варвары, топили в реках да озёрах в качестве жертв местным идолам — несмотря на полное отсутствие цивилизации, по меркам Империи, властителям местным хватало ума понять, что несёт им истинная Вера, как выбивает она одну из опор под их тронами, лишает влияния. Многих ярких, талантливых и умных проповедников, с которыми встречался Иоанн, уже нет в живых. Подобно свече, что горит ярко, но мало, сгорали быстро и они, неся истинную Веру варварам. А Иоанн — остался, и дожил до преклонных, по местным меркам, лет.

В веру истинную, правда, переходили от его проповедей люди реже. Воспринимали Иоана скорее как ещё одного волхва очередного бога, коих тут было много. Но священник не торопился, и дело своё не бросал, снова и снова отправляясь в уже известные ему города и села, или новыми путями, по рекам с торговцами и воинами, по степям с кочевниками и купеческими караванами, да и ногами вдоволь походить пришлось. Каждого же, кого он лично крестил, Иоанн помнил, ибо словно ювелир обтачивает камень, являя на свет невиданную красоту, столь же долго и упорно священник направлял на путь истинный каждого. Небольшие общины христиан в крупных городах и деревнях были для него связью с домом и ниточкой к Матери-Церкви. Но жизнь священника при храме не привлекала Иоанна, и он, проведя какое-то время среди своих единоверцев, опять уходил проповедовать. Церковные отцы его в том поддерживали — мало, слишком мало ещё людей в этих местах, которые пришли в лоно истинной Веры, и каждый новый христианин на севере был на вес золота.

Под монотонные взмахи весёл, в голове у священника пронеслись события давно минувших лет. Постепенно, тело привыкала к тяжёлой работе, и мысли переключились на более близкие времена. На этой лодке Иоанн очутился практически случайно. Уже который месяц обхаживал он нового князя Новгорода с целью получить место в городе для возведения храма и разрешение на это. Местная христианская община была мала, и молилась в основном дома, и в принципе, этого хватало. Но Иоанн готов был и дальше мозолить глаза властителю Новгородскому, раз за разом пытаясь уговорить того на постройку. Зная какой эффект оказывают величественные каменные соборы на неокрепшие души варваров там, в Новом Риме, что иногда называли Константинополем, Иоанн надеялся расширить паству на севере, привлекая людей красотой монументального храма. Получалось это плохо — Рюрик разрешения не давал и на встречу не шёл. В конце концов, во время очередного посещения князя, Иоанн нарвался на откровенное раздражение. Мол, надо тебе храм христианский — езжай в Москву, там уже стоит, а больше от дел не отвлекай.

147