Московское боярство - Страница 146

146

Молодой парень, юнга, фактически, перепуганный такими событиями, лихорадочно записал что-то в блокноте, закончил, задёргал шторки, послав в ответ «Принял», и бросился ко мне.

«БАРКАС ВЫЗЫВАЕТ МЕРКУРИЙ МОСКВА АТАКОВАНА ТОПЛИВА НЕТ ЮРА».

— Капитан! — из кабины выглянул молодой корабел, ученик Кнута, — Идём к баркасу.

— С этими что делать? — крикнул мне вперёдсмотрящий, указывая на подходящие лодки.

— Оружие к бою! Башни — расчехлить! Не отстанут — гасите на поражение! Златобор! Сколько топлива да дров есть в запасе?

— Мы взяли у корелов двадцать кубометров дерева да десять бочек жидкого получилось, здоровых, — порывшись в записях, выдал мне мытник, руки его тряслись.

Пых! Пых! Пых! Трассера из пулемётов кормовой башни метнулись в сторону преследователей, отгоняя их выстрелами на пределе эффективной дальности оружия. Такие вреда не причинят, но прыти хоть поубавят. Запыхтели и оставшиеся две установки. Лодки отстали, и начали поворот к городу. Моему городу! Суки! Ненавижу!

К обеду мы встретились с баркасом. Тот безвольно стоял, слегка качаясь на волнах. К нам на палубу перепрыгнул взволнованный Юрка.

— Серега! Мы два дня назад вечером с трёхдневного лова шли, далеко пришлось заходить. Подойти не успели — лодки, куча, все вокруг Москвы. А там… Лада…А как же… — заикаясь начал речь Юрка.

— Не мямлить! Стоять! Смирно! Успокойся! Что было, что видел — докладывай, — злоба на самого себя обращалась против моих же людей.

— Ночью дело было. Топлива — на десять километров. Увидели лодки — отошли за горизонт. Топливо кончилось. Встали, бросили якорь. Увидели утром «Меркурий», — резко ответил мне Юрка, челюсть его ходила ходуном.

— Сколько их? Кто такие?

— Не могу знать! Топлива — х. й, еле уплыли!.. — зло ответил мне парнишка.

— Лодка! С юга! — заорал что есть мочи вперёдсмотрящий, прервав наш диалог.

— Су. а! А мы топлива перегрузить не успели на баркас! Экипаж! К бою! Сколько их? — крикнул я нашему наблюдателю, доставая револьвер.

— Одна! Наша! Из тех, что Рюрику делали.

— Ну суки, если и вы, новгородцы, там, под Москвой сидите, я вас, падлы, сгною! — сквозь зубы пробормотал я, — Химией залью! Поносом кровавым харкать станете! В Аду вам гореть!

— Идёт прямо на нас! — отрапортовал вперёдсмотрящий.

— Капитан! «Меркурия» бортом к лодке ставь, прикроем баркас! — скомандовал я, после поворота продолжил, — Башни! Сколько до линии огня?

— Минута! Две! Одна! Скоро! — послышалось в разнобой от расчётов пулемётов.

— Этих п. ов — живыми брать! Посмотрим, что они запоют! — я взял револьвер в руки, упёр приклад-кобуру в плечо, — По моей команде! Поверх голов и в борт!

Я выжидал момент. Лодка быстро увеличивалась в размерах и действительно была одна. Ещё секунда — и мушка револьвера закрыла полностью носовую фигуру лодьи…

— Огонь!!!

Интерлюдия

Священник стоял на лодке, ветер трепал его длинные волосы и бороду.

— Аргха-а-ха, аргха-а-ха, — то и дело раздавались команды гребцам.

Священник, отец Иоанн, уже не обращал на них внимания, а лишь с удовольствием подставлял летнему солнышку и брызгам лицо.

— Может тоже веслом помашешь, тёмнорясник? — послышался весёлый голос.

— Устал, добрый молодец? — участливо, с лёгкой иронией, поинтересовался отец Иоанн, — Так я за тебя сейчас помолюсь — силы-то и прибавиться.

— Мои-то боги меня силушкой-то не обделили, — со смехом промолвил одетый в кольчугу воин, проворачивая тяжёлое весло, — а твой ещё неизвестно. Может, бормотать по вашему начну да поклоны бить — не до весла будет после твоей молитвы.

— Ну так я тебе докажу, что вера истинная делает. Двигай зад, воин, да крепче держись, чтобы по лбу не отскочило, — священник пристроился на лавку радом с «шутником», и взялся за весло.

Смешки прошли по гребцам, но они были беззлобные. Отца Иоанна здесь, на севере, уважали. В основном, за силу. Верования и проповеди Иоанна мало интересовали северных людей, а вот его боевые навыки да умения вызывали достаточно почтительное отношение. Ибо грек, проживший на свете уже более сорока лет, не родился в рясе, как думали некоторые, а выбрал дорогу служения Вере уже в зрелом достаточно возрасте. И было это далеко на полдень от здешних мест. Ну а прошлое, что привело его в эти края с крестом и проповедями, жизнь до служения… Прошлое. А у кого его нет?

К Богу каждый приходит своим путём, тернист он был у священника. Двадцать лет назад молодой, сильный и умелый воин был надёжной опорой Восточной Римской Империи, христианской вере, и грозой для её врагов. К двадцати годам жизненный путь его был уже практически определён — военная карьера, большой земельный надел, рост в должностях. Однако у Бога, судя по всему, были свои планы. В одной из стычек с арабами отряд будущего священника попал в засаду, и если бы не подоспевшая помощь в виде тяжёлой пехоты, скутатов, молодой катафрактарий так бы и сгинул на поле боя. В той битве уцелело только трое всадников, изрядно раненых и покалеченных. Их разместили в доме у местного землевладельца. Иоанну в бою досталось больше всего — месяц он провёл на краю жизни и смерти, в тяжёлом бреду, плохо заживали раны.

И в тот момент, когда будущий священник уже прощался с этим светом, ему пришло видение. Богоматерь в ярком свете Солнца пришла в раненому всаднику, яркая, светлая и нежная. Она ласково гладила его по лицу, бормоча что-то доброе на непонятном языке, перевязывала его раны… Именно в этот момент грозный воин уверовал по настоящему. Потом прошёл жар, бред, и образ Богоматери превратился в красивую светловолосую девушку, разговаривающую на странном наречии. Затем прибыли родственники катарфрактия, была дорога к дому, долгие дни восстановления после тяжёлой болезни. Лишь светлый образ девушки, что не могла связать в разговоре с раненым и двух слов, ни на мгновение не покидал воина.

146