Московское боярство - Страница 43

Забрали лошадок, подпёрли избы, покормили животину, и рванули до дому. Мы с ребятами на ногах уже почти сутки, да и до этого спали часа по четыре, только на адреналине и держимся. Пока ехали в санях, теперь на всех хватило, народ подремал, я тоже прикорнул.

В первое, Федино, село кавалькада въехала к обеду. Дети заплаканные, лошади утомлённые. Мы их даже морковкой покормили, она у нас с собой, для разнообразия в пище была.

— Ничего, четырёхногие, сейчас последний рывок — и отдохнёте, — жалко животину, вечно от дури людской страдает, я гладил коняшек, те печально и устало смотрели на меня, хрумкая морковкой.

Тем же овощем накормили детей, те чуть успокоились. Пора собираться в Москву.

— Ну что, Федя, печки тушить, или как? Да и лошадок с собой заберём, или всё-таки тебе оставим?

— На болоте оставьте, а то дети не дойдут, — мужик скривился, — или с собой сани возьмите, одни. Мои возьмёте?

Блин, жалко ему детей мелких, тоже нормальный мужик, вроде.

— Ладно, давай так. Всех заберём сейчас с собой на болото, там на берегу оставим лошадок до сани, кроме твоих. А как тут у вас всё уляжется, пока болото ещё замёрзшее, приходи на то место, где вы напали. Там тебе и отдадим лошадку и сани. Так пойдёт? Тебе ж ещё сеяться надо, не сдюжишь.

Тут я удостоился прямо таки уважительного взгляда от корела. Шапку снял, поклонился, глубоко, надо сказать.

— Спасибо тебе. С детками-то что будет?

— Ты не переживай, — я похлопал его по плечу, — их сохраним. Я тебе бумагу выпишу, там написано будет, что ответственность на себя за их жизнь и здоровье беру. А значит, вернутся весёлыми и здоровыми. У меня у самого чуть младше бегает по дому, почём зря обижать не стану. Но сам понимаешь, вы людей моих ранили, я того просто так оставить не могу.

— Понимаю… — выдохнул Федя, — а что ты там мне дашь? Про жизнь и здоровье?

Я достал командирский планшет, бумагу, быстренько накатал документ. Ну там, я, государь Российский, Сергей Игнатьев, для обеспечения постановления суд номер такой-то, беру в качестве заложников детей числом двадцать штук, список прилагается. Обязуюсь вернуть через год в целости и сохранности, условие возврата — возмещение ущерба. Если не хватит суммы — других детей возьму, на тех же условиях. Писал по-русски, мне потом ГэБэшник на словенский перевёл. Федя письмо знает плохо, но всё-таки прочитал расписку. Насколько понял он документ, я не знаю, но корел кивнул, соглашаясь с такой формой взаимодействия. Я печать поставил, подпись, дату. Пошли делать список детей. Вот тут намучались. С этими длинными, непривычными для русского уха именами я себе чуть мозг не сломал. Провозились с час, наверно.

— Так с печками-то как?

— Да не надо, мы за вами не пойдём, — Федя бережно засунул бумагу за пазуху, — дней через семь за санями приду.

— Нормально, вот тебе ещё бумага. Её покажешь моим людям, когда за лошадью и санями придёшь.

На бумаге было коротко написано: «Ущерба не причинять. Обращаться уважительно. При встрече звать Государя или ответственного. Данный субъект отзывается на имя Федя». Ну и печать моя, с серпом и молотом, её наши все знают, и подпись.

Если бы не ситуация, можно сказать расстались мы друзьями. Ну, по крайней мере с Федей. Его сынишка тоже в санях у нас, он сам его отдал, вроде как доверил и за общество пострадал. По дороге к болоту начал рассказывать нашим зачем мы собственно у народа детей забираем.

План этот мы составили ещё в Москве. После разговора о воспитании агентов нашего влияния для Новгорода, мои резонно поинтересовались, насколько эта схема рабочая. Тут ещё и корелы эти как раз всплыли. Я предложил эксперимент. Заберём детей, год их у себя подержим, в качестве суворовцев да в институте благородных девиц, откормим, читать-писать научим, да и вернём домой. И вот после этого узнаем, насколько дети те повлияют на наши отношения с корелами. Тут пока народ дикий, чуть что — месть кровная. Перебили бы мы пару-тройку сел корельских, к нам бы родичи их пожаловали. Их бы уконтропупили — ещё набегут. Что ж теперь, всех их под нож пускать? Бред. А так вроде как и крови не пролили, и дань повесили, и подрастающее поколение под себя завернули. Именно поэтому дети такого возраста. Старшие — уже помощники, младшие — ничего не соображают. А молодые растущие организмы едят чуть меньше взрослых, а помощи от них — не дождёшься. Вот эту, с позволения сказать, обузу, мы с корелов и сняли, да себе на шею посадили на год. В идеале — лет пять так детей к себе возить, первые, что сейчас у нас в санях сидят все в соплях, как раз в силу войдут. А там и посмотрим, как отношения складываться будут. Я стопроцентной гарантии дать не могу, я не Госстрах, но что-то мне подсказывает, что эффект будет как с Юркой и его товарищами.

Мужики все это выслушали, без подробностей, правда, про Новгород, и согласно закивали головой, одобрили такой подход единогласно. Друзей под боком всяко веселей иметь чем кровников. Потом мои бойцы со своей колокольни добавили, что мол, если повезёт — так и в крепостные попадут (вот умора! повезёт — попадут в крепостные!), а если стараться будут, так и гражданами станут. Ну или в зависимых погоняют года три-четыре, такой путь к гражданству сложнее, но короче.

Мы пёрли по болоту с одними санями, обратный путь занял сильно меньше времени. В одном месте, где было мало растительности и кочек земляных, разлили все наши запасы скипидара, и подожгли. В пламя пошли наломанные по дороге сучья да ветки, часть сена с саней. Когда начало всё прогорать, копьями наделали дырок, поломали лёд. Полынь получилась метров тридцать длинной. И упиралась она в непонятные участки льда, на которые ступать опасно — это будет препятствие для преследователей.