Московское боярство - Страница 18


К оглавлению

18

— Они с нами потому, что государь их со старостой ведра выносят с парашей, если закон нарушили, — было дело, Ладимир чуть схитрил, я его прикрыл, Леда несостыковку выявила, и мы на пять дней загремели по «административке», — все знают, что Закон их защищает, и государь, и все мы их защищаем. А если мы свой же порядок нарушим — что тогда? Доверие потеряем. А после этого никто с нами дел иметь не будет. Разбегутся, благо есть куда, да и забудут про нас. И все из-за одного придурка и страха последствий за действия по Закону.

— Сейчас испугаемся — потом жизни не дадут, — добавил Торир.

— А Рюрик? Если его дружина придёт… — начал было Святослав.

— Если придёт хмыря этого защищать, просто потому что он тут типа «знатный» — вся и поляжет. Мы с Олегом договор заключали? Да. Вольга говорил, что Рюрик договор тот поддержал на тех условиях, да добро дал на остальное, — Вольга кивнул в подтверждение, — А значит, не имел права этот хмырь так себя тут вести.

— Да и пора бы уже и зубы показать, — начал Кукша, привлекая всеобщее внимание, — если мы с каждым договариваться начнём, силы за нами не будут чувствовать, такие вот хмыри со всех щелей полезут. Придут с войной — надо их тут и положить да всем о том дать знать. Тогда и силу за нами признают, и хмырей больше не пошлют…

— Верно, — поддержал я пасынка, — силу показать надо, не без того. Тогда делаем так. Зоряна! Ты ему адвокатам будешь! Не кривись, надо все правильно сделать. Буревой! Ты судьёй. Прокурор я, суд будет открытый, все пусть видят. Ладимр! Место подготовь и людям нашим сообщи. Суд будет через неделю, пусть адвокат подготовится.

— А лодки как? — уныло произнёс Вольга, чувствую угрозу нашим договорённостям с Олегом.

— А их делать будем, мы своё слово держим. Этому придурку какое задание дали? Проверить исполнение договора. Он что тут устроил? Людей оскорбил, угрозами сыпать начал да плёткой махать. Каждый за себя отвечает у нас в Государстве, вот и он ответит, по Закону. Лодки корабелам твоим и тебе сдавать будем, с бумагами, на двух языках. Все свободны, военных и госбезопасность собираю у себя, позже, под вечер.

Народ начал расходиться. С Буревоем вышли вместе, шли молча до водокачки.

— Опасно, Серега, опасно. Ты не боишься с Рюриком-то враждовать?

— Не с Рюриком, а с дебилом залётным. Нет, не боюсь. Хочу я, Буревой, чтобы порядок наш остался, да никто со своим уставом не лез. Хочу, я, брат мой названный, чтобы дети мои и внуки, и их дети и внуки, жили в таком обществе, где каждый Законом справедливым защищён, работать может спокойно, не опасаясь врагов и власти, да детей растить. Чтобы каждый гордый был, и шапку с головым снимал только из уважения, личного, а не перед каждым уродом, который силу в себе чувствует. Чтобы каждый делом мог любимым заниматься и пользу приносить, зная что по трудам его воздастся, а не за положение родителей и родственников. Вот так как-то…

— И то верно. В «Трактат» такое внести надо… Доживём вот только мы до такого порядка?

— А на то богов воля есть. И от труда нашего многое зависит. Да и сейчас вон, посмотри вокруг… — мы шли мимо бараков с квартирами.

Кипела жизнь. Народ сновал с тракторами, тележками, по своим делам. Шли мы, я, государь, да Буревой, помощник мой первый во всём, а народ с нами здоровается только тот, что не видел ещё с утра. Шапки не ломят, головы не склоняют, кивнули или руку подали и пошли дальше. Работать надо, а не на коленях стоять.

— Государь! Поберегись! Пришибём, мать……… так! — чуть под трактор не попали, пока смотрели, — Хреналь вы тут стоите? Вон, тротуар же есть!

Тракторист удалился, ругаясь попутно, тащит иголки в ткацкий барак.

— Вот посмели бы так с тем хмырём говорить? — я улыбнулся, — Небось, плёткой бы уже зашиб, уважения требуя. А мне такое вот отношение, когда на мои ошибки каждый указать может, да не бояться того, вот — самое главное уважение! Нас сейчас мало, но каждый, — повторяю, — каждый у нас на вес золота, со своими мыслями, навыками, умениями. И хочу я чтобы Вовка мой жил также, чтобы люди сначала, а все остальное — потом.

— Ага, но и у нас тоже порядок наводить надо, — дед делано возмутился, — ишь чего удумали! На государя лаяться! Плетьми их да в поруб! А то чести попрание случится!

Дед встал в горделивую позу, дурачась, да шапку на манер короны натянул поглубже. Я заржал, потом — мужики и бабами вокруг нас, потом и дед прыснул. Нормально, так и надо, чтобы без пафоса лишнего.

— Всех сгною! Мужикам — постель мне греть! Бабам… Ой! Перепутал! — дед надрывался дурным голосом, пародируя хмыря, народ покатывается со смеху, — Воинов запрячь! Коней — напоить! Опять не то!

Так, со смехом и дошли до водокачки. Спустились, там чесночный дух стоит и половина ГБ собралась.

— Чего случилось?

— Да эти, — парень-писарь ткнул в клетку, снимая противогаз — мы их развязать хотели, а они давай кидаться, чуть решётку не выломали. Ну мы их того, гранатой успокоили.

В камере выли пленные, она у нас одна, те лежат в ней по углам, плачут да лаются. Слёзы пускают, уроды, не от осознания вины, а от чеснока. А ругаются так, что сейчас ещё на пару лет себе наговорят.

— Слушай меня, Венцеслав Болеславович, — я подошёл к клетке, хмырь посмотрел на меня зло и с выражением победы в красных от чеснока глазах.

Думает, я его по отчеству зову, ибо осознал какая важная птица передо мной, сейчас шапку сниму да на коленях умолять буду. Щаз!

— Ты и подельники твои предстанете перед судом. Через седмицу. Поручение князя своего ты не выполнил, да срок его выполнения сорвал, действиями своими. О том князю будет отдельно написано. Суд пройдёт — по его результатам срок получишь и штраф заплатишь. Отсидишь — потом домой уйдёшь. Я всё сказал.

18