— Да ладно, наше дело скромное, — писарь отложил перьевую ручку, — закон и порядок поддерживать.
— Ага, ваша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна… — почти пропел я.
— А вот это мы запишем, — парень достал блокнот, — как там дальше?
Молодцы всё-таки ребята, хороших подручных себе Влас нашёл. Гимн теперь у них есть, а ещё надо будет бюджет выделить под спецсредства, кабинеты сделать, архив свой, секретку, первый отдел и прочее. Расписывал свои предложения по развитию службы, ребята вносили свои, и очень даже грамотные. Особенно про внутренние войска, для подавления таких вот событий, как сегодня. Ну, если масштаб будет больше. Про спецсредства отдельно проговорили, рассказал им про отпечатки, замеры разные, по которым людей определить можно, все рассказал, что в фильмах видел да книжках читал, своего опыта такого характера нет. Влас обещал ещё подумать. Мы, собственно, ждали на допрос корабелов, допрос конников, что в лагере, завтра проведём.
Но работяг из Гребцов не дождались, пришла Смеяна, мрачнее ночи. Уселась по-свойски на табурет, сказала что сегодня мы никого не увидим — они лежат у неё в лазарете, и она их не отпустит. Посбивали мужики ноги сильно да побои получили. Плёткой «мажор» одному даже руку то ли сломал, то ли трещину оставил, раны у всех и синяки. Влас оставил дежурного охранять пленников и пошёл с писарем опрашивать, какой уж тут допрос, корабелов. Теперь он их рассматривал как потерпевших и свидетелей, а не как соучастников.
Мужики лежали прямо в фельдшерской, на принесённых кроватях. Из отмыли, забинтовали, накормили. Все пятеро — не ходячие, вместо ног «валенки» из бинтов, да ещё по всему телу повязки. Роза за ними ухаживает, мужиков из крепостных напрягает насчёт ведра для туалета да подушек с постелями. У нас такого очень давно не было, народ прямо жалостью проникся. А корабелы те тоже, сидят, чуть не плачут, от отношения человеческого да жалуются на жизнь. Где их били, как их унижали, инструмент потерянный жалеют да лошадку в телеге, что из сил выбилась, пока барахло этого хмыря везла. Тут уже я отправил людей за конём, пусть в нашей конюшне побудет, там лучше, покормить животину надо да посмотреть, может, тоже раны какие есть. Влас начал опрос, говорил не так официально, как со связанными, а уже больше с участием, молодец парень.
— …Если все подсчитать, включая траты гранат и отвлечение людей от работы, то ущерб своим появлением этот… Венцеслав, — имя «мажора» Влас почти выплюнул с брезгливостью, мы проводили совещание по поводу будущего суда, — нанёс Государству на сумму от двенадцати до двадцати тысяч рублей.
— А чего такой разброс? — Лис задумчиво рисовал на листочке.
— Я могу по-разному посчитать, от глубины зависит, включать или нет штрафы потерпевшим, и прочее, — Влас разъяснил позицию следственных органов.
— Влас, ты считай всё. Вот просто всё. Закон должен работать чётко, без всяких там толкований. Если его можно по-разному толковать, это не правило уже, а лазейка для всяких бандитов получается, — это я встрял.
— Тогда двадцать одна тысяча двести сорок рублей, наших, — уточнил Влас, — имущество этого хмыря, как ты его называешь, мы оценили в пять тысяч почти, с конем и шатром. Срок ему светит, по совокупности, до пятнадцать лет строго режима, и то, если адвокат хорошо отработает. Подельники — там по три с половиной тысячи с каждого, имущество как раз покрывает. Как подельники, могут пойти на срок до трёх лет. Правда, возможно условное наказание, но как им условный срок давать, они же к себе уйдут…
— Прокурор и суд дело принимают? — я посмотрел на деда, тот кивнул, — тогда самый главный вопрос — кто будет адвокатом?
Народ посмотрел друг на друга, добровольцев нет. Ладимир пообщался с корабелами, сидел мрачный:
— Я бы ему ещё накинул, какая уж тут защита…
— Ага, а я бы притопил — и поминай как звали, — Святослав тоже злой сидит.
— Проблемы у нас будут, — вступил Кукша, — если мы его сейчас осудим, с подельниками, то отец его с дружиной придёт…
Мысль эта приходила в голову многим. Не то, что страшно, но нарываться на неприятности не очень хочется.
— Рюрик ещё может дружину дать, его боярин, его обида, — Вольга подал голос, он присутствует на совещании представителем арестованных и представителем государства, княжества, к которым арестованные относятся, — побьёте дружину Рюрика — кровь прольётся, потом можем и не договориться…
Я встал и подошёл к окну. За стеклом в проёме наши мужики суетились в старой домне. Трактор поехал к ним с углём, вон на стене часовой ходит. Из второй крепости идёт толпа школьников, на ремесленную практику…
— Может, штраф взять да отпустить, — осторожно произнёс Лис.
— Этого отпустим — другие придут, — тихо начал я, народ замолчал и прислушался, — потом ещё, и ещё. И что НАШИ люди скажут? Что если сила есть и власть — значит можно Закон обойти? Одного отпустим, мотивируя государственными интересами, побоимся битвы, он придёт с ещё большей толпой, почувствует безнаказанность. И ещё раз отпустим. Потом они тут поселятся, девок наших по постелям таскать начнут да мужиков бить плёткой — это тоже спустим? А потом, как корабелы те, под кнутом ходить начнём да поклоны бить? И мы, и москвичи наши? Отпустим — значит защитить не можем людей своих. Простим — и подумают они, а зачем им слушать нас да работать, если любой придурок с десятком всадников тут по-своему всё сделать может? Знаете почему они сейчас с нами все?
Я посмотрел на мужиков, те внимательно слушали.