Федя сидел на берегу, ждал толику продуктов. А вместо этого припёрлась делегация, включая уже перечисленных девушек, Юрку, Горшка (!), других людей. Да ещё и с тракторами разобранными, с запасами грандиозными, плюс инструмент, плюс одежда, да кучу всего отправили. Но не просто так — в долг. Причём всё это могло быть отдано корелам только после подписания ряда о том, что они теперь данники Москвы. Пока Федя переваривал сказанное, лодки продолжали шнырять туда-сюда, вываливая новые продукты и товары на болотистый берег… Корел согласился, итак сумма, что я на них повесил, была не подъёмная, дык чего теперь стесняться? Да и угроза голода подействовала отрезвляюще, заставила склониться в сторону ухода под новую руку. Зоряна взяла корела в оборот, начала с ним подписывать документы. Федя все пальцы исколол, кровью всё подписывал. Пока это дело не увидела Роза, и не замотала ему бинтами все пальцы, он так до сих пор ходит, в назидательных целях фельдшер такое сделала. Придумали ему подпись лёгкую, из чёрточек — дело пошло веселее. В селе у Феди меж тем развернулась передовая база, уже не военная — производственно-гуманитарная, и склад небольшой. Двинулись по двум другим сёлам…
Корелы в других местах были в шоке, это если цензурно. Живут люди, на дворе век девятый, спокойно так, голодно, не без того, но все привычно и понятно. И тут в деревню вваливается агитбригада времён Гражданской войны в России двадцатого века. Три всадника, за ними два трактора с тележками, над тракторами — транспарант кумачовый с надписью полуметровыми буквами: «От граждан Москвы — данникам». Народ за дреколье схватился, думал, опять детей пришли брать. Лада на трактор, и с видом пламенной комсомолки, в зелёной бандане и камуфляже, давай им речугу толкать на момент того, что раз уж дела такие пошли с головой вашим, Москва корел под себя брать станет, чтобы голода они избежали да потом полноценными гражданами стали. По это дело и продукты на зиму выдадут, и инструмент, и товары — но в долг, и только тем, кто «крышу» поменяет. Народ окончательно окосел, к ним Федю отправили, разъяснить политику партии. Сгружали продовольствие, комплекты инструментов, сосновую ткань, семена на посадку по весне, консервы. Тракторами напилили леса, обязав посадить соответствующее количество саженцев, людей на медосмотр отвели, самых сообразительных — к Горшку, он их учит минералы искать, разъясняя о финансовой пользе сбора образцов. Зоряна по юридической части, все под роспись, все грамотно оформлено. Корелы, наверно, отказались, или там противиться бы начали, но выручила фото новое с детьми их, что заложниками у нас были. Да ещё и стопка писем, суворовцев и воспитанниц своим родителям. Листочки покрыты крупными, печатными буквами, по три-четыре строчки всего, но корелы очень рады. Им Лада письма читала да на корельский переводила. Оттаял народ, пошумел, обсуждая новые возможности, но предложение наше по итогу принял.
Такая вот произошла смычка города и деревни у нас. Теперь на болоте пирс небольшой, для наших болотных лодок, да представительство города Москвы. За громким названием — крепкий бревенчатый сарай, за сохранность которого отвечает Федя. Эта постройка на тот случай, если ещё прийти придётся, чтобы на голой земле не спать больше. Сарай-то восемь на восемь метров, да с железной печкой и трубой, окна небольшие, решетчатые, со стёклами. Там и запасец небольшой, продукты да прочие необходимые вещи.
Судя по количеству привезённого барахла, Игорь дань с этих сел не возьмёт никогда. По крайней мере, не в этой жизни, они нам лет пятьдесят долги отдавать будут. Ну а там, я думаю, и забудет новый корельский голова об этих деревнях насовсем. Федя, с замотанными бинтами пальцами, слово фельдшера у нас закон, причитает потихоньку, про долг всё говорит. А ему в ответ, мол, сроков-то никто не ставит, проценты не идут, чего ты распереживался? Так и другие корелы, нервничали сначала, потом отошли. Теперь у нас Федино село — Заболотное зовётся, дальше ещё Лесное есть и Ручейное, в соответствии с местами расположения. О названии села стоит на въезде табличка. Прямоугольник такой деревянный, на столбах, там по-русски наименование населённого пункта, внизу — сумма долга Москве, справа — серп и молот, чтобы поползновений на наших данников не было. Так вот тихой сапой и подмяли под себя корелов, считай. Я все решения своего правительства поддержал, единственно, чуть в филологии поправил. Раз под данью ходят, пусть зовутся поданными. Зоряна оформила документы людям, тем пока паспортов не положено, только справка с фотографией.
Вот об этом мне и рассказывали мои сограждане половину ночи. А я ошалело слушал, удивлял гибкости мысли моих подопечных. На ночёвку мне палаты выделили, то самое представительство Москвы, там и поспал всласть до позднего утра, с супругой под боком…
В Москву вернулись через четыре дня, дела закончили на этой стороне болота, пока переправились, пока верхом добрались, наконец, показался город. Над воротами восточными каменные буквы прикручены, в три строчки: «Москва. Россия. Год основания 855». Всё, теперь я дома…
Три дня выходных получили все участникам похода и гуманитарной операции. Теперь от дозорной башни к Заболотному ходит раз в три дня паром, болотная лодка. Федя докладывает о процессах, о жизни, вопросы задаёт да свои мысли предлагает. Он у нас теперь главный корел на три села, в должности бургомистра. Остальные — старейшины, в Лесном и Ручьевом определили наиболее уважаемых мужиков для выполнения обязанностей по сбору долга и дани в нашу пользу, да отчёты они же готовят. Федя к ним, те докладывают, потом нашему представителю на лодке, тот в дозорную крепость, а та уже световым телеграфом к нам. Процесс идёт, люди корельские отошли от налёта «агитбригады», засучили рукава, и принялись изо всех сил запасать ресурсы на зиму. В качестве дани у них только военный сбор, долг — отдельно счёт ведётся, из-за него дети-заложники у нас сидят. Причём шкурки меховые нам без надобности, корелов переориентировали на сбор геологических образцов, бобрят, заготовку золы.